Позвони в мою дверь - Страница 12

«Сейчас развернется и хлопнет дверью, — мелькнуло у него в голове. — Что я тогда буду делать?»

— Скажите четко, — он поубавил пыл, — какие именно продукты надо купить. Я съезжу в магазин.

На лице Тамары Ивановны отразилась целая гамма чувств. Во-первых, она не ожидала такого поворота вещей, и ей стало неловко за то, что обрушилась на неповинного человека, во-вторых, запас приготовленных оскорблений еще не исчерпался, и она как собачка после разбега должна была резко тормозить и сдерживать инерцию, в-третьих, она лихорадочно придумывала предлог, чтобы не извиняться. Предлог не заставил себя долго ждать — захныкали дети.

— Иду, иду, мои лапочки, — пропела Тамара Ивановна и отправилась в спальню.

— Давайте не будем ссориться, — двинулся за ней Петров. — Я погорячился, извините. Так что нужно купить?

— Так все. Мясо, рыбу, фрукты и овощи. Творог обязательно. Как у бедняжки зубы только не высыпались.

— Почему они должны были высыпаться? — удивился Петров.

— Молоко кальций из организма вытягивает.

Косточки теперь, наверное, у нее хрупкие, как соломинки.

— До моего прихода, надеюсь, обойдется без переломов, — сказал Петров и ушел.

Он созвонился с директором универсама, в котором сотрудники «Класса» отоваривались с заднего хода. В самом магазине — шаром покати и длиннющие очереди за колбасой и молоком.

— Свадьба? — кивнул на его покупки директор.

— Вроде того.

— Я и вижу — лицо у тебя счастливое.

Петрову смертельно хотелось спать, вообще свалиться и забыться.

Продукты ему упаковали в четыре коробки. Их надо было тащить до машины, потом до лифта, потом до квартиры. Наверное, профессиональная болезнь филантропов — радикулит.

— Тамара Ивановна, вы разберете все это?

— Конечно, голубчик. Я ужин приготовила — курицу у тебя нашла и картошку пожарила. Придешь?

Теперь Тамара Ивановна была сама кротость.

— Спасибо, с удовольствием. Как насчет рюмашки?

— Я не буду, а тебе, может, и следует. Ты пьющий? — спросила она подозрительно.

— Умеренно. Я пойду умоюсь и принесу коньяк.

Зина услышала, как вошел Петров, и открыла глаза. В комнате мягко стелился свет галогенного торшера.

— Привет, Зинаида.

— Здравствуйте, Павел.

— Если ты мне будешь выкать, я вспомню, сколько мне лет. Никто не знает, что десять лет назад семьдесят стукнуло.

Петров говорил не глядя на Зину. Он доставал из шкафа чистую майку и спортивные штаны.

— Я хотела уйти к себе, но Тамара Ивановна не позволила.

Зина понимала: надо поблагодарить соседа. Но удивительным образом никакой особой благодарности к нему не испытывала. Если растрескавшейся земле нужен дождь, то не важно, пригнал тучу северный или южный ветер, она будет просто впитывать влагу.

— Как ты себя чувствуешь? — Петров изучающе посмотрел на нее.

Желтенькая ночная рубашка в кружевах. В его постель залетела девочка-подросток из пионерского лагеря.

— Я себя не чувствую. Это кто-то другой.

— Есть хочешь?

— Нет, меня Тамара Ивановна бульоном кормила. Из вашей.., твоей курицы.

— Тогда я тоже пойду подкреплюсь. Тебе ничего не нужно?

— Ты мальчиков видел?

— Видел, — соврал Петров. — Отлично выглядят..

Он хотел еще что-нибудь приврать, но Зина закрыла глаза и уснула.

«Кафка по мне плачет, — думал Петров. — Полнейший сюрреализм».

Он сидел на чужой кухне, поглощал ужин, приготовленный женщиной, о существовании которой еще вчера не подозревал, и обсуждал семейные дела посторонних людей.

— Звонила Валентина, сестра Зины, — делилась Тамара Ивановна, — бабушку их положили в больницу. Валя взяла отпуск и ухаживает за ней. И правильно, кому старуха там нужна. Чуть не углядел — и пролежни.

Петров не знал, что такое пролежни. Тамара Ивановна ему подробно объяснила.

— Я купил приборы для сцеживания молока. Вы видели?

— Не нужны они. Я грудь Зине перевязала.

— В каком смысле?

— Чтобы молоко перегорело. Куда ей еще кормить?

— Но Козлов этого не говорил.

— Много он понимает. Нет, конечно, детский врач он очень знающий.

— Тамара Ивановна, нужно еще что-нибудь Зине, детям?

— Одежонки у них маловато, застиранная вся.

Зина уже ползунки стала надставлять, они ведь растут. Нет у тебя знакомых, у которых младенцы подросли?

— Есть, завтра спрошу. Ничего, если я вам не буду помогать с посудой? Честно говоря, засыпаю на лету.

— Да что ты, что ты! — замахала руками Тамара Ивановна. — Разве мужское это дело.

— То-то я им лет двадцать занимаюсь.

Дома Петров посмотрел на спящую Зину, представил: чтобы добыть из кладовки раскладушку, надо вытащить лыжи, велосипед и еще кучу всяких вещей.

— Дудки! — заявил он вслух. — Я не кусаюсь и истощенных женщин не насилую. Неистощенные сегодня тоже могут не беспокоиться.

Он достал подушку, плед и лег рядом с Зиной.

Не просыпаясь, она вдруг повернулась к нему, положила голову на плечо и обняла за шею. Петров почувствовал, как к нему прижалась плоская забинтованная грудь соседки.

Проклиная себя, он убрал Зинину руку и осторожно встал. Побрел к телефону.

— Козлов? Это Петров.

— Петров? Это Козлов.

— Доктор, проснись, мне надо задать тебе вопрос.

— Армянское радио отвечает.

— Перестань храпеть в трубку. Тамара Ивановна перевязала грудь.

— Зачем? Что у нее с грудью?

— Да не у нее. Она Зине перевязала, чтобы молоко перегорело.

— Подожди, я сейчас врублюсь. Так. Если у нее пневмония, то надо, чтобы легкие хорошо вентилировались. Поэтому все сдавливания — это плохо. Что сказала Маша Новикова?