Позвони в мою дверь - Страница 8

Потом сообразил, что их лучше разлучить, чтобы не заводили друг друга. Он вышел в другую комнату и затряс малыша с новой силой. Кажется, мальчик отключился. Петров положил его на диван и пошел за вторым. Этого он тоже утряс, опустил в кроватку, сходил за первым и положил рядом — побоялся, что, проснувшись, малыш может скатиться с дивана. Теперь навестить мамашу.

Спала соседка или пребывала в обмороке — он определить не мог. Она часто дышала, на щеках пунцевел румянец. Петров дотронулся до ее лба.

Горячий. Что делать дальше?

— Зина, очнись! — пытался он растолкать ее. — Зина, открой глаза. Черт подери, да приди ты в себя!

С таким же успехом он мог будить манекен. Похоже, она не очнется, даже если резать ее на части.

Позвонили в дверь. Петров пошел открывать — здоровый детина, выше Петрова на голову, с ручищами коновала.

— Я врач Козлов.

— Ага, — умно ответил Петров.

— Вы просили меня приехать. Где ребенок?

Козлов пребывал в большом раздражении. Его подняли среди ночи, позади сутки дежурства. А теперь он стоит перед мужиком, который держит его на пороге и хлопает глазами.

Петров думал о том, что этот бугай сейчас разбудит детей, а успокаивать не будет. А если он, Петров, снова устроит им укачивание — сотрясение мозга ребятишкам гарантировано.

— Послушай, — Петров сразу начал на «ты», — они только уснули. Может, чуть позже или вообще…

— Что «вообще»? Какого лешего я тащился через всю Москву в три часа ночи? Ребенок болен или нет?

— Их двое, близнецы. Пошли.

Козлов шагнул ему навстречу.

— Не сюда, туда. — Петров показал на квартиру соседей.

Врач мыл руки и задавал Петрову вопросы.

— Что с детьми?

— Они орут.

— Температура есть?

— Не знаю.

— Сколько им лет?

— Не знаю, месяцев десять.

— Что они сегодня ели?

— Не знаю.

— Стул был?

— Наверно, то есть не знаю.

Козлов выразительно посмотрел на Петрова. Тот не успел ничего объяснить, врач пошел в комнату, склонился над детьми.

— Карточки дайте.

«Ну, Потапов, сволочь, — разозлился Петров, — экстрасенса прислал. Сейчас по фотографии диагноз будет устанавливать. Убью сумасшедшего деда».

— Извините, не знаю, где хранится фотоальбом, — процедил Петров.

— То, что вы вообще мало знаете, я уже понял.

Мне нужны медицинские карточки детей.

— А! А где их хранят?

Козлов, ничего не ответив, стал осматривать комнату. На стеллаже лежали стопки ползунков, пеленок, распашонок, выше — бутылочки, скляночки, какие-то кремы, на самом верху обнаружились карточки.

— Так, значит, зубки режутся, — проговорил он, читая записи, — посмотрим, посмотрим. Памперсами не пользуетесь? — Козлов показал на кучу мокрых штанишек.

— У нас от них яички перегреваются.

— У кого это «у нас»? — удивленно спросил Козлов.

— У нас — это у Вани и у Сани, — сказал Петров и указал на близнецов.

— Так, значит, яички. Больше ничего не перегревается?

Козлов явно издевался.

— Послушай, — зашипел Петров, — я тебе объясню ситуацию. Я их сосед. Ясно? Сосед. Среди ночи их мать позвонила ко мне в дверь и тут же свалилась в обморок. Она, между прочим, до сих пор там бесчувственная лежит. Дети орут. Я чуть с ума не сошел. Попросил друга найти хорошего врача. — Последние слова Петров проговорил с ехидцей. — Что я не правильно сделал?

— Все правильно, — потеплел Козлов. — Извини, мужик. Ну, давай-ка посмотрим этих молодцов.

Козлов действовал очень ловко. Он достал одного младенца и положил на столик. Толстые большие пальцы нежно мяли животик малыша, а когда врач перевернул младенца на спинку, его грудка уютно поместилась в медвежьей лапе. При этом что-то приговаривал, задавал вопросы и сам же на них отвечал.

— Замечательно здоровый парень, — заключил он и передал сонно вякаюшего младенца Петрову. — Поноси его немного.

Козлов устроил мальчика на груди Петрова так, что головка оказалась у Петрова на плече, одну руку Петрова врач завел под попу малыша, а другую положил на спинку. Младенец оказался припечатанным к Петрову как осьминожка. Петров чувствовал легкое тепло ребенка, его молочно-кисловатый запах. В том, как ребенок прильнул к нему, было столько беспомощной доверчивости, что у Петрова возникла странная мысль: если бы сейчас кто-то покусился на мальчика, он бы перегрыз обидчику глотку.

Козлов осмотрел второго мальчика, тоже взял его на руки, и они ходили по комнате, тихо переговариваясь и укачивая младенцев.

— Я согласен с тем, — сказал Козлов, — что дети беспокоились из-за режущихся зубок. Десны у них распухли, но в остальном все в норме. Можно им, конечно, сделать укольчики, анальгин с димедролом, но я бы не стал. Мне кажется, что до утра они проспят спокойно.

Петрова едва не передернуло, когда он представил, как в малышей всаживают иглы.

— Не надо никаких уколов, — сказал он.

— Вот и я так думаю. Все, клади. Где их мама?

Петров, обрадованный тем, что дети не погибнут, забыл о Зине. «Еще одна морока», — подумал он и расстался то ли с Ваней, то ли с Саней почти с сожалением.

Зина лежала в той же позе. Козлов склонился над ней, раздвинул веки и посмотрел, как реагируют на свет зрачки, потом посчитал пульс.

— Это не обморок, — сказал он. — Ты температуру мерил? Нет? Достань градусник из моей сумки.

Козлов расстегнул блузку на Зининой груди и неожиданно выругался:

— Ешкин корень! Она что, до сих пор их кормит?

— Понятия не имею, — пожал плечами Петров.

Козлов ловко снял с бесчувственной женщины джинсы, блузку и лифчик. Петрова поразило ее почти детское, как у подростка, тело. Неужели это тело могло произвести на свет таких здоровых пацанов? Могло. И даже их выкормить — на сосках виднелись белые капельки молока. Это не вызвался у Петрова отвращения. Наверное, потому, что грудь была потрясающе красива.