Позвони в мою дверь - Страница 89


К оглавлению

89

— Тебе не интересно? — спросила ее Лена.

— Я все это уже читала.

— В письмах? — подсказала Лена.

— И в письмах тоже.

«Что с ней? — удивлялся Петров. — Не может она быть заодно с Ровенскими. Не верю!»

— Мне пора за детьми, — поднялась Зина.

«Мне, — отметил Петров, — не нам, а мне!»

В гардеробе он помог Зине надеть шубу, задержал руки на ее плечах, уткнулся в шею:

— Ужасно по тебе соскучился.

Она не ответила, повела плечами, освобождаясь от его рук, пошла к выходу. Петров, прихрамывая, догнал ее у дверей.

— Что с ногой? — спросила Зина на улице.

— Оступился.

— Бывает, — небрежно обронила Зина.

Она молча вела машину по заснеженной Москве, будто везла попутчика, с которым необязательно вести вежливый разговор.

— Как дети? — не выдержал Петров.

— Нормально, — прозвучал сухой ответ. — Сейчас увидишь.

* * *

Дети узнали его сразу. Бросились в объятия, расталкивая друг друга. Визг, шум, ликование, куча-мала в прихожей. Петров захватил детей в охапку и понес в комнату, свалился с ними на диван.

Они висли на его руках, теребили одежду, дергали за бороду — папа приехал! Говорили хором, возбужденно выплескивали свои секреты.

— Папа, это я петарду в унитаз школьный положил!

— А я на стреме стоял. Так тряхануло! И воняло!

— До конца дня не учились.

— Папа, ты знаешь, что я видела? У Вани и Сани из писи хвостики торчат!

— Вот дура! Правда, папа?

— Мы вечный двигатель придумали.

— Уже чертеж сделали.

— Будем вместе строить?

— Папа, я цифры знаю и отнимаю из сложения вычитание, — хвасталась Маняша, которую затирали братья.

— Папа, ты шкуру тюленя привез?

— А живого тюленчика?

— Папа, купи нам новый компьютер.

— Мама наш забрала.

— Папа, они говорят, что у всех мужчин есть хвостики. Я не верю. Правда, у тебя нет?

Петров счастливо хохотал — это были его дети. Как он выдержал долгую разлуку? Каким идиотов был! За каким рожном отправился?

Зина наблюдала трогательную сцену с таким лицом, словно лимон во рту держала. Валя и Денис ликовали вместе с Петровым. Это были первые люди, которые встретили его радостно и открыто — так, как он ожидал быть принятым. Не жена, а ее сестра, почти чужой человек, излучала приветливое тепло и умиротворение.

* * *

Петров долго укладывал детей, переходил из комнаты близнецов к Маняше. Взбудораженные ею Приездом, они долго не могли заснуть, требовали рассказов и сказок, обещаний пойти в зоопарк и научить кататься на горных лыжах.

Когда он наконец пришел в спальню, Зина подняла голову с подушки и заявила:

— Я тебе постелила в гостевой комнате.

Петров кулаком ударил по выключателю, зажигая свет:

— Почему, позволь тебя спросить?

— Могу сама перейти в другую комнату, если тебе не нравится.

Она говорила с ним брезгливо, как с докучливым приставалой.

Едва сдерживая ярость, Петров четко выговорил слова:

— Тебе противно со мной спать?

Зина не ответила, сморщилась и пожала плечами.

— С каких пор?

— Со времен удачной охоты, — ехидно ответила Зина.

— Исключительно удачной! Да знаешь ли ты…

— Нет! — решительно перебила Зина. — Ничего не хочу знать. Слушать тебя не намерена. Спокойной ночи! Закрой, пожалуйста, дверь.

Петров развернулся и вышел. Ему хотелось так хлопнуть дверью, чтобы люстры свалились. Но он боялся разбудить детей, которые едва угомонились.

Отгороженные стеной, они не спали, прислушиваясь к шорохам в соседней комнате и мысленно нанизывая упреки и обиды.

«Сейчас, когда мне нужна поддержка и опора, когда я проболел несколько месяцев, когда предстоит жестокая схватка, родная жена выкидывает фортели, демонстрирует презрение и выдумывает несуществующие обиды. Жестоко и мелочно добавляет проблем. Вместо руки помощи кукиш под нос. Крутила в мое отсутствие амуры? Этот Полищук! Растряси дьявол его потроха! Неужели у них было? Убью обоих. Мне теперь просто. Сам детей воспитаю».

"Бессовестный! Нужно быть законченным эгоистом, чтобы после всех своих интрижек, после того, как лишил нас куска хлеба, ждать распростертых объятий и пылких поцелуев. Надоела ему любовница? Бросила его? Так ему и надо! Но я вторым сортом выступать не намерена! Сначала меня на помойку, а теперь смилостивился, пальчиком поманил.

Фиг тебе! Конечно, он отец. Дети счастливы. Вот и будь отцом! Но не мужем!"

Зина сотни раз представляла себе возвращение Петрова, но реальность не вписывалась ни в один из сценариев. Жизнь только-только стала налаживаться, приобрела очертания, в которых Зина играла не второстепенную, а главную роль. И теперь все летит в тартарары.

* * *

Ровенские впервые в жизни зло и грязно ссорились. Разгоряченный спиртным, Юра орал на жену:

— Все ты! Сука! Ты меня заставила. Тебе ничего поручить нельзя. Шляпа! Дура!

Лена в долгу не оставалась:

— Козел! Тряпка! Ты мне ноги целовать должен, что я из тебя, тюфяка провинциального, человека сделала.

— Ты сделала, стерва? С друзьями поссорила, могилу Петрову вырыла. Я не хотел…

— Хотел! Больше меня хотел, но трусил. Заяц! Ничтожество!

— Шлюха!

Юра схватил ближайшую стеклянную скульптуру, рванул на себя, оторвав провод электрической подсветки, и запустил в жену.

Она увернулась. Хрупкое произведение стеклодува врезалось в стену и осыпалось сотнями осколков.

Лена схватила с полки китайскую вазу (тысяча долларов) и швырнула в мужа. Она не промахнулась, но тончайший фарфор не травмировал Юриной головы, только добавил пылу.

В их квартире не было дешевок. Они бросали друг в друга вещами, при виде уничтожения которых любой антиквар потянулся бы за таблетками.

89